Корень всех проблем

«Дорога… тяжела и далека, лишь
только вам она под силу.
Вам, у кого глаза не застланы пеленой рассудка,
а сердце не сковано цепями здравого смысла».

Б. Гребенщиков



ПРИЕМЩИЦА ЛОМБАРДА ТАНЯ

– Несут люди свое добро, чтобы получить взаймы немного денег. С одной стороны, мы же вроде помогаем людям. А с другой стороны, какая это помощь? Мы их обираем, обкрадываем, половина из них не приходит, чтобы выкупить – денег нет. Так что это? Ведь я каждый день вижу лица этих людей, которые несут зачастую последнее, чтобы выручить хоть немного средств. Господи, ты бы видел, что несут. Детские электронные игрушки, электроинструменты. Вчера мужчина принес свое обручальное кольцо, снял с пальца. Глаза у него
такие… Нет, он не один такой. Просто он приносит его раз в две-три недели, ты представляешь?
Им всем так тяжело! Каждый день, каждый день, годами…

БАБУШКА МАРИЯ (говорит на украинском)

– Ты понимаешь, сынок, мне через год будет 90. Это много, я тебе точно говорю. Войну? Да, пережила, но говорить об этом не хочу. Жили мы в селе, в Кировоградской области, ты такого села и не слышал. Я только недавно оттуда переехала. Так вот когда я была молодой, ну там, двадцать пять, то ты не представляешь, что я – да и все остальные – вытворяла. Комсомол, вперед. А ради чего?

Вот ввели стандарт тогда – 100 кг, центнер, и я была такой дурой, что тягала такой мешок сама! Ты же видишь, какая я маленькая сейчас да худая? А тогда еще меньше была…
Вечером заедет бригадир, скажет, мол, утром едем на погрузку сахара. И вот мы приезжали на подводах в пять утра, и грузили мешки в вагоны…. И я брала на себя… и тащила… по платформе…откуда
силы брались? Почему не вдвоем, ты спрашиваешь? Так ведь нельзя уступить, так заведено было – один человек, один мешок. А в нем центнер. А еще я пять лет косила. Ты знаешь, как это тяжело? Пять лет косьбы! Ты пробовал? И что, получилось? Да, сынок, тяжело…  и пять лет…

А пенсия у меня минимальная. Оно понятно, я ж селянка репанная, кому я нужна? Но минимальная?! За весь тот труд...

Ты знаешь (отворачивается, промокает глаза),  сынок, у меня те дочки, что остались, и которые взяли меня к себе сюда, в Одессу – так относятся ко мне, что сил нет. Так ты веришь-нет – я бы забрала с неба тех, не моих, не родных – брата детей, таких славных, таких добрых ко всем, особенно ко мне – и отослала бы своих вместо них… пусть меня Господь простит, не могу, нельзя так говорить, я знаю, но выдержать не могу…

Ты понимаешь, сынок?! Вот так они ко мне относятся. А куда я денусь в свои года? И куда мне идти?

А вот к моей знакомой (такой же старухе, как и я) ее дочка – в моря она ходит, ты что, там у нее полна хата
всякого добра – пришла к ней домой, взяла родную мать за косу, согнула ее, да и ударила ее совком для мусора по голове… та и упала. А дочка и говорит: «Скорей бы ты уже сдохла!» Ну а что та может? В больнице говорят, мол, у вас сотрясение мозга. Вы не падали? А что же, она скажет, что дочь ее? Сказала, что поскользнулась. Вишь, аж до сотрясения. Ненавидит, понимаешь? А матери уже восемьдесят пять, мы с детства друг друга… Мои дочки хоть меня не бьют.

У меня такое чувство, будто я прожила тысячу жизней. Я так устала. А ты женат, сынок? А дети есть? А почему ты с ней разошелся?... а ребенок? Так как же тогда? Ну хорошо, а во втором браке? Как же так? Ах, вот оно что…

Так и ты, сынок, смотрю, тоже тысячу жизней прожил.

Спасибо, что подвез до дому. Скажи, как тебя зовут?


( Продолжение тут... )